тварь, воспитанная книгами
Фанонный фик по Вархаммеру о двух пленниках Нургля. Два предупреждения: во-первых, дворец бога разложения и его обитатели вольные и невольные выглядят.. скажем вежливо, неважно они выглядят. Краше не только в гроб кладут, но и из гроба вынимают. Второе, Иша - богиня жизни и плодородия, ритуалы у неё соответствующие. Вещь, говоря шапкоязом, НЦшная.
читать дальшеМягкая плоть дворца Нургля колебалась под ногами Мортариона, воздух наполняли миазмы гниения. Центр мистических владений Повелителя Разложения выглядел под стать своему хозяину, на сочащихся гноем стенах произрастала чуть светящаяся плесень, и одного прикосновения к ней хватило бы, чтобы превратить человека или Астартес в полуразложившийся труп, по капризу божества ещё способный ходить и сражаться. Но для Примарха Гвардии Смерти всё это уже давно было, считай, домом. Он не испытывал омерзения, тем более сейчас, готовясь к решающему мигу своего давнего плана.
«Спасибо тебе, Калдор Драйго!». Изъеденное язвами лицо демон-принца исказилось в усмешке – новый Гранд-Мастер Серых Рыцарей был так бесстрашен, когда вырезал имя убитого Мортарионом своего предшественника на сердце Примарха, так яростен в своей непоколебимой вере. Такой пафосный жест! Как будто раба можно унизить, как будто пленника Нургля можно смутить болью. Сердце – это всего лишь ещё один кусок вечно гниющего тела. Но это поражение позволило Мортариону умолять Повелителя Разложения о шансе на реванш, о глотке особого могущества. «Мы все – твоё оружие, господин мой и повелитель, во славу твою я сломлю Серых Рыцарей, но дай мне восстановить силы». Он молил Нургля с истовой верой, так непохожей на обычное его сумрачное спокойствие, и бог решил проявить снисходительность. Неужели он так и не понял, чего именно желал Мортарион? Может быть, и нет, может, он настолько уверен в своей власти над марионетками, что ему неинтересно присматриваться к их стремлениям.
Пальцы сжались на древке косы так, что сквозь перчатку просачивалась и капала слизь. Кто-то из мелких демонов растекался перед Мортарионом в поклоне, но Примарх не обращал внимания на эти приветствия. Некоторые удивлённо переговаривались – Мортарион нечасто появлялся в этой части дворца, сюда допускались только вернейшие из верных, кого Нургль считал достойными испить особой силы.
На мгновение Примарх замер перед очередной дверью – поросшей плачущими цветами перепонкой. «Войди и возьми кусок силы Иши, я дозволяю тебе это», сказал тогда Нургль. Не ловушка ли? Закованная в керамит рука ударила в дверь, раскрывая её. Пусть брат Магнус играет с Тзинчем в кто кого перехитрит, бросая в последний миг один план ради другого. Я не отступлюсь.
«Ну и болото». Мортарион, зная, что Нургль испытывает на Ише новые виды болезней, ждал, что место, где держат пленную богиню, будет похоже на лабораторию. Но больше всего это напоминало какие-то джунгли, где ядовитые растения душили друг друга, а под ногами чавкала мутная вода. На переплетении стеблей гниющих цветов лежала сама Иша, тоже не слишком похожая на свои эльдарские изображения. Те, кто рисовали или высекали из камня прекрасную женщину, с ужасом шарахнулись бы от распухшего, бледно-зелёного тела. И всё же она была богиней. Глядя на неё, Примарх с яростью понял, почему Нургль позволил ему прийти сюда. Мортарион не сумеет её убить. Эти джунгли будут падать под ударами косы, но расти быстрее, чем ему удастся срезать их. Он может вспороть ей живот, отрубить голову, превратить всё её тело в куски окровавленного мяса, но раны срастутся.
Скованная женщина (ржавые железные цепи казались чужеродными в этом царстве растений) повернула голову к нему. Зелёные удлинённые глаза – единственное, что осталось в её облике эльдарского – смотрели с изумлением сквозь текущие слёзы. Что ты видишь сейчас рядом с собой – живое воплощение смерти с косой в руке? И что будешь делать? Умолять, чтоб я не трогал тебя, или о том, чтобы убил?
Иша приподнялась, насколько ей позволили оковы. Несмотря на гниющие губы, её голос был мелодичным, не похожим на булькающее бормотание демонов Нургля:
- Чего ты хочешь, Примарх Мортарион?
И эти слова прозвучали так, словно пленная богиня могла исполнить его желание.
Гнев и разочарование сменились растерянностью, водоворотом мыслей. Мортарион твёрдо знал, чего он не хочет – брать у неё силу. Раб, вырывающий кусок у рабыни – это слишком даже для его падения. Он хотел её убить, чтобы ослабить Нургля, но это невозможно. Если б она могла умереть, то давно бы это сделала. Как и он сам. Отомстить? Повелителю Разложения мстить бесполезно, какие бы грозные планы не продумывал Мортарион, сам Нургль неуязвим, но ведь есть Тифус, Кайлас Тифон, тот, кто первым признал владычество божества Хаоса над Легионом. Кто говорил братьям, что спасение от мук так близко, достаточно шагнуть в болезнь как в дар, носить язвы как знаки отличия, и ваша стойкость возрастёт, а боли больше не будет. Будь Легион един, Нургль мог бы пытать их десять тысяч лет, и они бы выстояли, но нашёлся предатель, и строй был сломлен. На мгновение Примарх представил, как вновь идёт по Терминус Эст, как рядом с ними сражаются те, кто до сих пор оставался верен ему, не смирился с жалким существованием Чумных Десантников. Вот падают прихвостни Тифуса, вот коса взметнулась над головой самого предателя и рухнула, рассекая его тело. У Гвардии Смерти не было боевого клича, но он буквально чувствует триумф своих верных…
Нет! Это иллюзия. И даже если она бы сбылась… Мортарион убьёт одну марионетку Нургля, чтобы встать на её место. Или место командира Легиона займёт кто-то другой. Драка гниющих полутрупов за власть…
- Я хочу, чтобы мои воины освободились, - Варп с ним, с Тифусом, пусть любимый внучок и дальше радует Дедушку своими подвигами, но те, кто втайне молятся о смерти и не могут умереть, пусть они… нет, не умрут. Ощутят свободу.
Слова звучали дико и наивно, он сам не понимал, зачем отвечает ксеносовской богине, но в зелёных кошачьих глазах читалось понимание. Иша улыбнулась, не замечая стекающего по губам гноя.
- Я вижу твоё желание. Оно возможно.
Мортарион втянул воздух сквозь зубы. Эльдарка лжёт, он пока не настолько обезумел, чтобы довериться ксеносу, но почему бы не расспросить её ещё? Отставив оружие, демон-принц склонился над женщиной, срывая с неё цепи. Они – тоже иллюзия, символ, но хотя бы над этим мелким куском реальности он властен.
- Не люблю разговаривать с теми, кто скован, - пояснил он. Кажется, она угадала и непроизнесённую часть фразы – «слишком уж это напоминает про моё собственное рабство». Впрочем, неудивительно, что Иша тебя понимает, вы примерно в одном и том же положении, - Что именно возможно, эльдарка?
- То, что ты пожелал. Ты хочешь жизни, а не смерти, это хорошо. Иначе я была бы бессильна.
- А так у тебя есть какие-то силы?, - он выпрямился, презрительно рассматривая пленницу, но голос выдал его – в словах прозвучала надежда. Хриплый булькающий смешок был не уверенностью в себе, а неудачной попыткой скрыть чувства.
- Есть. Мои дети ещё не забыли меня, они не молятся, но помнят. Это даёт мне силу жить, - Иша села, поджав под себя ноги. Какая-то прежняя грация угадывалась в её движениях. Она и впрямь была похожа на ослабевшего, больного зверя, хищницу, которая ещё может прыгнуть. Пусть оставив клочья шкуры на прутьях решётки, пусть истекая кровью, понимая, что побег будет недолгим, - Я не способна освободиться сама, но если кто-то поможет…
- Как?, - выдохнул он, перебивая, не позволяя этому голосу зачаровать себя. Она всего лишь пленная богиня ксеносов, жалкое, покрытое язвами создание, почему же её хочется слушать? Почему она вызывает сочувствие… и нечто иное, непонятное, необъяснимое?
Иша откинула голову, улыбнулась, и на миг точно обрела отблеск былой красоты.
- Иди ко мне.
Вот теперь она точно не лгала, и Мортарион ответил мрачной усмешкой.
- Ты хочешь призвать сюда Слаанеш. Понимаю, - никаких сказок о свободе при жизни, просто смерть и вечное забвение. Это действительно ослабит Нургля, а сумеют ли его воины как-то использовать открывшийся шанс – решать уже им. Для него всё закончится, сила, способная уничтожить богиню, прикончит и демон-принца. Особенно демон-принца, который не будет защищаться.
При упоминании Той, Кто Жаждет Иша на миг вздрогнула, черты воспалённого лица ещё больше исказились ужасом, но страх сменился решимостью.
- Причём здесь Слаанеш? Она – излишество, она родилась, когда мой народ уже не знал, чего он ещё желает. Я древнее её, и моя сила, мои ритуалы жили на заре эльдар, когда мы были диким народом лесов. Я не собираюсь просить её о милосердной смерти, я хочу обрести свободу.
- И ты готова принять помощь от меня? От того, кто сначала служил одному твоему врагу, сейчас служит другому? От ходячего трупа, который жив только насмешкой Нургля?
- Да. А кто ты и можешь ли мне довериться, решать тебе, - повинуясь жесту её руки, растения ложа зацвели, ядовито-сладкий аромат прогнал запахи дворца Нургля. Мортарион видел, что даже такое небольшое проявление своего могущества даётся ей нелегко, пальцы с почерневшими ногтями напряглись, точно удерживая созданное. Но голос оставался нежным, - Ты – тот, кто снял с меня цепи.
- Это всего лишь символ.
- Да, всего лишь символ. Сказавший мне о многом.
Безумие. Она сошла с ума от мук, но её безумие заразительно, в него хочется верить. Ты уже не можешь повернуться и уйти, оставить её в этих джунглях ждать, когда Повелитель Разложения вернёт на место цепи и продолжит свои бесконечные опыты. Перчатка брони отлетает в сторону, полусгнившая рука вцепляется в плечо женщины. Смотри на меня, ты, мать народа, помешанного на красоте! Ты выглядишь ненамного лучше меня, но здесь нет зеркал. Смотри на язвы и шрамы, на лицо, при виде которого любой из твоих убежит в истерике. Сейчас ты отшатнёшься, и тогда я буду свободен… хотя бы от твоих чар.
Иша мягко накрыла его руку своей.
- Красота есть во многом, не только в изысканности и изяществе. Не забывай, я намного старше тех эльдар, какие они сейчас или какими они были в час наивысшей своей силы. Древний мир видел красоту иначе.
Хватка разжалась. Мортарион с внезапным стыдом заметил, что на и без того покрытой болезненными отметинами коже эльдарки отпечатались следы его пальцев. Эта яростная вспышка забрала у него всё желание спорить, искать ту пропасть между ними, через которую женщина с такой лёгкостью перебросила мост. Если она хочет втянуть его в свой ритуал, пусть. Хуже не будет.
Примарх горько рассмеялся. Годами, десятилетиями, может, и дольше – для демон-принца время идёт странно – строить план и чем это обернётся? Всего-навсего тем, что ты узнаешь ту часть жизни, которая для смертных – самое обыденное, что есть на свете. Очередная насмешка судьбы. Но почему он соглашается играть по её правилам? Потому что Иша говорила с ним так, как очень давно не говорил никто. Эта ксеносовская зеленоглазая тварь дала ему надежду, пусть такую же отравленную, как запах её цветов – когда он боялся яда?
Откинувшись на ложе, богиня следила за тем, как он снимает броню. То ли она и впрямь отличалась от своих детей, то ли просто хорошо владела лицом, но в её взгляде не было брезгливости, только кошачье любопытство. И оно, кажется, заразительно не меньше, чем её сумасшествие. Физическая сторона ритуала мало интересовала Мортариона, он давно воспринимал своё тело, как машину, управляемую волей. Да, уродливую и омерзительную машину, но она не подводит, какие задачи не ставь. И смешно ждать, что машина может испытывать то наслаждение, о котором любит говорить братец Фулгрим. Ему было любопытно другое – что чувствуют смертные, когда тянутся друг к другу? Что заставляет мужчину сжимать женщину в объятьях, называть своей? Желание ощутить власть над другим существом, подчинить его своей воле? Или нечто иное, из-за чего потом мужчина умирает, защищая подругу? Впрочем, вот этого не знает даже братец Фулгрим со всеми его разглагольствованиями об удовольствиях, потому что он всегда и во всём видит только себя, а это игра для двоих.
Ложе из цветов мягко подалось под его тяжестью. Кажется, смертные любят так изображать идеальную любовь – прекрасные мужчина и женщина на цветущей поляне. Пародия вышла что надо – болото с отравленными растениями и два существа, в лучшем случае похожие на каких-то гротескных морских обитателей, в худшем – на два раздувшихся трупа, которые зачем-то пытаются ласкать друг друга. Дотрагиваться до её тела было жутко – для воспалённой кожи любое прикосновение наверняка мучительно. Пленников Нургля трудно испугать болью, но…
Иша вздрогнула, когда он отдёрнул руку, пристально взглянула на него. А ведь она тоже ждёт от тебя отвращения. Она, кто была прекраснейшей своего народа…
- Я не хочу причинять тебе боль, - ни ради ритуала, ни ради ощущения власти. Здесь и так слишком много боли и власти, мы дышим ими, как вездесущим ядом.
- Не бойся, ты её не причиняешь, - женщина придвигается ближе, обнимает его, - Закрой глаза, так будет легче.
Мортарион повиновался, полностью доверяясь ей. Если ты не хочешь, чтобы я видел тебя уродливой, хорошо. Хотя поверь, я сам не знаю, что чувствую при виде тебя, но точно не отвращение.
С закрытыми глазами и впрямь было проще. Ощущение неловкости и неправильности ушло, остались только касания, поцелуи, щекочущее прикосновение её волос. Неужели он ещё способен чувствовать такие мелочи? Порой ему чудилось, что под его пальцами изуродованная язвами кожа становится нежной и чистой, но Мортарион не рискнул взглянуть. Ему не хотелось разрушать эту иллюзию или ещё раз обидеть женщину кажущимся омерзением.
Иша с изумлением смотрела на ласкающего её мужчину. Грозный воин монкей давно казался ей тем, кому среди слуг и пленников Нургля можно довериться, она знала, что его мрачная стойкость и готовность защищать своих сыновей не дали ему поддаться воле Повелителя Разложения. Но она не ожидала, что Мортарион может так нежно касаться её, бояться причинить ей боль. Что его прикосновения будут действительно приятны. Неужели их встреча станет не просто ритуальным соитием, но чем-то большим?
Тела сплетаются, женщина подаётся вперёд, принимая любовника, улыбается, слыша, как он выдыхает сквозь зубы, свыкаясь с новыми ощущениями. Хорошо, что ты сейчас не смотришь, не замечаешь, как порой искажается моё лицо. Без боли не получится, мы слишком оба изранены. Пока. Но не думай об этом. Я хочу чувствовать твою силу и нежность, хочу видеть, как ты тянешься ко мне, сжимаешь меня в объятьях. Чужак, пришедший ко мне из далёких краёв, мой защитник, мой возлюбленный. Хотя бы в этот миг, пока мы рядом и ничего не разделяет нас.
Она целует его, и вкус гноя во рту сменяется вкусом крови. Возрождение всегда мучительно, иначе не бывает, но ты так осторожен, даже сейчас, когда твоё тело подчинено древнему ритму. Не бойся, любовь моя. Ты мне не причинишь боли.
Её шёпот дурманит голову. Нежели ей и впрямь хорошо с ним, неужели он может дать ей что-то, кроме новых мучений? Тонкие пальцы эльдарки крепко, точно когти, вцепляются в него, она изгибается, и волна чужого наслаждения накрывает и его. Хриплый стон рвётся с губ, напряжение накатывает и отпускает, и, проваливаясь в чёрную бездну, Мортарион чувствует, что мир вокруг него меняется.
Ветер выводит его из забытья. Свежий чистый воздух, так непохожий на пропитанную гнилостными запахами атмосферу дворца Нургля. Кроны могучих деревьев смыкаются в вышине, создавая нечто вроде зелёного купола. Силуэт сидящей рядом женщины кажется хрупким на фоне этих стволов, но это место пронизано её силой.
- Что с моими?, - звучание собственного голоса кажется чужим без уже привычного хлюпанья изуродованного рта.
Вместо ответа Иша берёт его за руку, и лесная поляна растворяется, уступая место иной картине.
- Послушай меня, монкей, - эльдар в украшенных сложными знаками одеждах спокойно смотрит на замершего в боевой стойке астартес, только тонкие губы кривятся в усмешке, - Я крайне ценю то, что вы собираетесь как можно быстрее вернуть утерянное боевое мастерство и избавить меня от своего общества. Но чрезмерно раннее начало тренировок замедлит, а не ускорит восстановление.
- Что ты понимаешь в нас, знахарь?, - космодесантник делает шаг в сторону ксеноса, но тот стоит неподвижно.
- Я понимаю, что три дня назад ты обладал примерно вдвое большей массой, причём часть этой массы являлась чем-то вроде мешков для слизи. Тебе, как и твоим братьям, нужно заново привыкнуть к собственному телу, - эльдар старательно выговаривал слова готика, то ли не слишком хорошо владея языком, то ли сомневаясь в умственных способностях собеседников.
- И всё это время мы будем здесь, в вашей власти?
- К сожалению, да. А так как я являюсь знахарем, вернее, лекарем, я бы хотел, чтобы меня хоть немного слушали. Вы, монкей, без тени уважения относитесь к тому дару, который получили…
- Мы слишком хорошо знаем, чего стоят дары неведомых тварей!, - взревел астартес и смолк, когда на его плечо тяжело легла рука собрата.
- А теперь слушайте меня. Я – Тэлин Винс, я был старшим апотекарием Второй роты нашего Легиона. И если бы кто-то из моих пациентов столько шумел в моём апотекарском отсеке, я бы уложил его ударом в челюсть и приковал к койке, - тёмно-серые глаза сощурились, оглядывая взволнованных братьев, - Этот лекарь вряд ли сумеет так сделать, но я помню обычаи нашей родной планеты. На Барбарусе законы гостеприимства были святы, и гость уважал того, кто поделился с ним едой и водой, дал вдохнуть чистого воздуха под своим кровом. Так сложилось, что мы в гостях у лекаря и его сородичей.
- Они – ксеносы!
- Да. А мы – сыновья Барбаруса. Не позорьте себя и нашего Примарха. Если бы эльдары хотели нас убить, они бы не стали тратить на нас столько заботы.
«Тэлин Винс. Да, таким он был когда-то», - Мортарион пристально вглядывался в чеканные черты лица апотекария, с трудом узнавая его. Память всё возвращала иной облик ветерана – изжёлта-зелёное существо нависает над колбами, покрытые слизью щупальца что-то смешивают. Его считали одним из лучших мастеров по отравам, но мало кто знал, что на руке Тэлин выжег древнюю фразу: всё есть яд и всё есть лекарство. Он создавал не очередное оружие во славу Нургля, а то, что было бы способно исцелить его братьев. Или убить их.
«А второй, кто до сих пор яростно меряет взглядом ксеноса, но не решается спорить с апотекарием – это Криссан Халгор. Он был совсем новичком, когда мы превратились в рабов Нургля, и бросил вызов Тифусу. Первый Капитан отшвырнул его с дороги, смеясь, что не будет сражаться с мальчишкой. После каждой своей значимой победы Криссан повторял вызов, хотя знал, что никогда не удостоится поединка».
Примарх смотрел на своих воинов. Он слышал, как одни благодарят неведомую силу за спасение, а другие мрачно произносят имена друзей, с кем теперь стали врагами. Но каждый сделал свой выбор. Тот или иной.
Видя, что братья всё же прислушались к нему, Тэлин обернулся к эльдару:
- Ты что-то хотел сказать, лекарь.
- Благодарю. Так вот, мало кто из монкей может похвастаться тем, что были гостями Биель-Тана, но мы чтим волю нашей богини. И пожалуйста, не мешайте мне делать мою работу.
Апотекарий усмехнулся этой сдержанно-гневной реплике.
- Ты заботишься о выздоровлении моих братьев, я вижу. Мы постараемся причинять тебе поменьше хлопот.
Эльдар поджал губы, не доверяя словам варвара, но Тэлин Винс и его собратья уже не обращали внимания на оскорбительную гримасу. Они вновь обрели единство, основную силу Гвардии Смерти. И были готовы терпеть и ждать, пока их Примарх не вернётся к ним и не скажет, куда ляжет путь Легиона дальше. Пусть они всего лишь осколок прежней мощи, с апотекарием в качестве старшего офицера, но то умение, которое вложено в них, незыблемо.
- Биель-Тан, - Мортарион задумчиво повторил чуждое название. Оно мало что значило для него, просто… осмысление произошедшего, - И… лекарь говорил, что прошло несколько дней.
- Это мой мир, наиболее близкий мне из миров-кораблей. Боги могущественны, но у нас есть свои ограничения. Чтобы лечить твоих воинов, мне понадобилось действовать через тебя. Я держала тебя спящим, чтобы твоя воля не мешала мне – ты бы старался защитить своих от любого чужого влияния, даже неосознанно – и чтобы ты сам мог вернуть силы. Сейчас твои раны, оставленные Нурглем, затянулись.
В голосе Иши звучало едва ли не извинение. Божество, не относящееся к смертным, как к глине, из которой можно лепить всё, что вздумается. Занятно. Впервые с момента пробуждения он встретился взглядом с Ишей, увидел её истинное обличье. Может и хорошо, что она эльдарка, чуждые черты – те же острые уши, придававшие ей хищный вид – немного смягчали впечатление от её красоты. И всё равно… она прекраснее своих статуй. Высокая и гибкая женщина ксеносов сидела на траве, откинувшись на ствол дерева, на загорелом лице ярко сияли кошачьи зелёные глаза. На ней не было никаких знаков её власти, Иша не пыталась выглядеть царственно. Она так выглядела. В каждом движении тонкой руки чуялось древнее невероятное могущество.
- Этот лес – тоже часть твоего Биель-Тана?
- Нет. Это мои владения в Имматериуме, я не могу входить в миры смертных. Не беспокойся, ты сможешь вернуться к своим сыновьям, - на миг её лицо точно накрыла тень, - ты можешь быть рядом с ними. И прийти сюда, если захочешь.
- Я в долгу перед тобой, - опасные слова, очень опасные, но не сказать их ещё хуже, - что я могу сделать для тебя?
- Между нами нет долга. Я бы не смогла освободиться без твоей помощи. Ты свободен, Мортарион. Но если ты пожелаешь, ты мог бы стать моим защитником, моим консортом.
Эльдарское слово звучит незнакомо, но смысл он понял.
- Быть демон-принцем, но на твоей силе. Служить тебе.
- Да. Или уйти по своей дороге, той, которую ты изберёшь. Решение за тобой.
- Ты предлагаешь чужаку быть твоим защитником?, - ты могла так доверять мне, когда мы оба были пленниками, но не сейчас, когда вернула власть над своим народом, - Зачем тебе, воплощению жизни, тот, кого называли Лордом Смерти?
Иша улыбается, проводит языком по зубам.
- С чего ты взял, что жизнь боится смерти? А почему я доверяю тебе…, - тонкое лицо вновь становится серьёзным, - Потому что я знаю тебя. Из тех богов, кто сродни мне, почти никого не осталось. Большинство мертвы, Кхейн жив, но расколот и искалечен, Цеогорах… он сам по себе, он ведёт свою войну, но он не способен прийти ко мне на помощь, как я не могла бы помочь ему. Судьба связала наши пути. Тебе решать, что будет дальше.
«Вот она, твоя желанная свобода». Когда-то Мортарион считал её драгоценнейшим из всего, что может полагаться человеку, потом высмеивал, говоря, что слабые не способны решать, что лучше для них. Но истина была в том, что он сам не умел быть свободным. Разве что на Барбарусе, когда он выступил за людей против приёмного отца. Потом… Мортарион был хорошим оружием.
Будь жив Хорус, ты бы не колебался, с кем тебе быть. Воитель обладал великим даром – рядом с ним каждый чувствовал себя нужным, достойным. Он мог найти слова для всех. Может, самые проницательные и подозрительные, Пертурабо и Конрад, и не доверяли ему, но даже они поддавались чарам его слов. Хорус никогда не говорил с Мортарионом о братских чувствах, вообще не вёл долгих разговоров, но одна фраза: «Я знаю, что твои не подведут», и в ней читалась такая непоколебимая вера, что Примарх Гвардии Смерти был готов свернуть горы за Воителя. Даже плен Нургля поначалу казался не столь мучительным, думалось, что когда брат получит свою Терру, он найдёт решение. Сейчас нужна победа, и в бой можно идти и такими, а потом мы вырвемся из этой гнили. Но Хорус погиб, Магнус был погружён в свои беды, а Лоргар объявил, что он не пойдёт против воли богов. И вновь, как на Барбарусе, идея свободы свелась к тому, чтобы вырваться из-под власти тирана. Мортарион никогда не загадывал, что будет дальше, сама эта цель казалась недостижимой. Его воины верили в неё, а он… пожалуй, черпал силы в их вере.
И что теперь? Оружие не умеет само выбирать себе цели. Ты ничего не знаешь о жизни и свободе. Ты умеешь выживать и убивать.
- Быть твоим союзником означает стать врагом людей. Я ненавижу Императора и его слуг, но не свою расу, - собственные слова царапнули ханжеством. Нашёлся чистенький, как будто не ты посылал чумные корабли на человеческие планеты! Дорога Натаниэля Гарро, оставшегося защитником людей, для тебя закрыта навеки, Империум человечества всегда встретит тебя клинком Калдора Драйго. Тебе уже не быть частью того мира. Но всё же…
- Наши народы не так враждебны друг другу, как это кажется сейчас. До рождения Слаанеш, до Долгой ночи эльдары и монкей…
- Люди.
- Эльдары и люди, - Иша спокойно принимает исправление. А ведь она не испытывает презрения к человеческой расе, «монкей» для неё – не презрительная кличка, а просто название. Это понимание кажется не менее удивительным, чем её рассказ о прошлом, - вполне умели сосуществовать. Две расы в блеске своей славы не были союзниками, но не были и смертельными врагами. Мне нужно выживание эльдаров, а не гибель людей.
Мортарион прикрывает глаза. Он должен принять решение сейчас, прежде, чем вернётся к своим воинам. Любой человек Империума, любая жалкая песчинка улья сказал бы, что верить чужакам нельзя. Но Примарх Гвардии Смерти был приёмным сыном ксеноса. Он поднял клинок на приёмного отца, он сражался против иных рас, но никогда не воспринимал любого чужого как абсолютное зло по самой сути. Иша не предала его, хотя могла. Эльдары, повинуясь воле своей богини, приняли его воинов, как гостей. А ведь этот мир, Биель-Тан, жестоко поплатится за своё гостепримство.
Счастье и свобода не длятся долго. Скоро сюда заявится либо Слаанеш, либо вползёт жирная гниющая тварь, чтобы вернуть сбежавших рабов. Мортарион даже знает, кто поведёт войска Нургля на штурм. Если Кайлас Тифон не переродился до конца, если он ещё сын Барбаруса, то он выйдет против своего Примарха, отстаивая то, что считает истиной. Как Мортарион шёл против того, кто его воспитал. Может, это и будет последним мигом свободы, последним даром – схватиться с предателем Легиона. Но уйти, оставляя дом, принявший тебя как гостя, мстительному божеству и его прихвостню…
Иша не ждёт от него никаких клятв верности. Мортарион сам склоняется и целует её руку. Он не умеет быть свободным. Но он выбрал, на чьей стороне будет сражаться.
читать дальшеМягкая плоть дворца Нургля колебалась под ногами Мортариона, воздух наполняли миазмы гниения. Центр мистических владений Повелителя Разложения выглядел под стать своему хозяину, на сочащихся гноем стенах произрастала чуть светящаяся плесень, и одного прикосновения к ней хватило бы, чтобы превратить человека или Астартес в полуразложившийся труп, по капризу божества ещё способный ходить и сражаться. Но для Примарха Гвардии Смерти всё это уже давно было, считай, домом. Он не испытывал омерзения, тем более сейчас, готовясь к решающему мигу своего давнего плана.
«Спасибо тебе, Калдор Драйго!». Изъеденное язвами лицо демон-принца исказилось в усмешке – новый Гранд-Мастер Серых Рыцарей был так бесстрашен, когда вырезал имя убитого Мортарионом своего предшественника на сердце Примарха, так яростен в своей непоколебимой вере. Такой пафосный жест! Как будто раба можно унизить, как будто пленника Нургля можно смутить болью. Сердце – это всего лишь ещё один кусок вечно гниющего тела. Но это поражение позволило Мортариону умолять Повелителя Разложения о шансе на реванш, о глотке особого могущества. «Мы все – твоё оружие, господин мой и повелитель, во славу твою я сломлю Серых Рыцарей, но дай мне восстановить силы». Он молил Нургля с истовой верой, так непохожей на обычное его сумрачное спокойствие, и бог решил проявить снисходительность. Неужели он так и не понял, чего именно желал Мортарион? Может быть, и нет, может, он настолько уверен в своей власти над марионетками, что ему неинтересно присматриваться к их стремлениям.
Пальцы сжались на древке косы так, что сквозь перчатку просачивалась и капала слизь. Кто-то из мелких демонов растекался перед Мортарионом в поклоне, но Примарх не обращал внимания на эти приветствия. Некоторые удивлённо переговаривались – Мортарион нечасто появлялся в этой части дворца, сюда допускались только вернейшие из верных, кого Нургль считал достойными испить особой силы.
На мгновение Примарх замер перед очередной дверью – поросшей плачущими цветами перепонкой. «Войди и возьми кусок силы Иши, я дозволяю тебе это», сказал тогда Нургль. Не ловушка ли? Закованная в керамит рука ударила в дверь, раскрывая её. Пусть брат Магнус играет с Тзинчем в кто кого перехитрит, бросая в последний миг один план ради другого. Я не отступлюсь.
«Ну и болото». Мортарион, зная, что Нургль испытывает на Ише новые виды болезней, ждал, что место, где держат пленную богиню, будет похоже на лабораторию. Но больше всего это напоминало какие-то джунгли, где ядовитые растения душили друг друга, а под ногами чавкала мутная вода. На переплетении стеблей гниющих цветов лежала сама Иша, тоже не слишком похожая на свои эльдарские изображения. Те, кто рисовали или высекали из камня прекрасную женщину, с ужасом шарахнулись бы от распухшего, бледно-зелёного тела. И всё же она была богиней. Глядя на неё, Примарх с яростью понял, почему Нургль позволил ему прийти сюда. Мортарион не сумеет её убить. Эти джунгли будут падать под ударами косы, но расти быстрее, чем ему удастся срезать их. Он может вспороть ей живот, отрубить голову, превратить всё её тело в куски окровавленного мяса, но раны срастутся.
Скованная женщина (ржавые железные цепи казались чужеродными в этом царстве растений) повернула голову к нему. Зелёные удлинённые глаза – единственное, что осталось в её облике эльдарского – смотрели с изумлением сквозь текущие слёзы. Что ты видишь сейчас рядом с собой – живое воплощение смерти с косой в руке? И что будешь делать? Умолять, чтоб я не трогал тебя, или о том, чтобы убил?
Иша приподнялась, насколько ей позволили оковы. Несмотря на гниющие губы, её голос был мелодичным, не похожим на булькающее бормотание демонов Нургля:
- Чего ты хочешь, Примарх Мортарион?
И эти слова прозвучали так, словно пленная богиня могла исполнить его желание.
Гнев и разочарование сменились растерянностью, водоворотом мыслей. Мортарион твёрдо знал, чего он не хочет – брать у неё силу. Раб, вырывающий кусок у рабыни – это слишком даже для его падения. Он хотел её убить, чтобы ослабить Нургля, но это невозможно. Если б она могла умереть, то давно бы это сделала. Как и он сам. Отомстить? Повелителю Разложения мстить бесполезно, какие бы грозные планы не продумывал Мортарион, сам Нургль неуязвим, но ведь есть Тифус, Кайлас Тифон, тот, кто первым признал владычество божества Хаоса над Легионом. Кто говорил братьям, что спасение от мук так близко, достаточно шагнуть в болезнь как в дар, носить язвы как знаки отличия, и ваша стойкость возрастёт, а боли больше не будет. Будь Легион един, Нургль мог бы пытать их десять тысяч лет, и они бы выстояли, но нашёлся предатель, и строй был сломлен. На мгновение Примарх представил, как вновь идёт по Терминус Эст, как рядом с ними сражаются те, кто до сих пор оставался верен ему, не смирился с жалким существованием Чумных Десантников. Вот падают прихвостни Тифуса, вот коса взметнулась над головой самого предателя и рухнула, рассекая его тело. У Гвардии Смерти не было боевого клича, но он буквально чувствует триумф своих верных…
Нет! Это иллюзия. И даже если она бы сбылась… Мортарион убьёт одну марионетку Нургля, чтобы встать на её место. Или место командира Легиона займёт кто-то другой. Драка гниющих полутрупов за власть…
- Я хочу, чтобы мои воины освободились, - Варп с ним, с Тифусом, пусть любимый внучок и дальше радует Дедушку своими подвигами, но те, кто втайне молятся о смерти и не могут умереть, пусть они… нет, не умрут. Ощутят свободу.
Слова звучали дико и наивно, он сам не понимал, зачем отвечает ксеносовской богине, но в зелёных кошачьих глазах читалось понимание. Иша улыбнулась, не замечая стекающего по губам гноя.
- Я вижу твоё желание. Оно возможно.
Мортарион втянул воздух сквозь зубы. Эльдарка лжёт, он пока не настолько обезумел, чтобы довериться ксеносу, но почему бы не расспросить её ещё? Отставив оружие, демон-принц склонился над женщиной, срывая с неё цепи. Они – тоже иллюзия, символ, но хотя бы над этим мелким куском реальности он властен.
- Не люблю разговаривать с теми, кто скован, - пояснил он. Кажется, она угадала и непроизнесённую часть фразы – «слишком уж это напоминает про моё собственное рабство». Впрочем, неудивительно, что Иша тебя понимает, вы примерно в одном и том же положении, - Что именно возможно, эльдарка?
- То, что ты пожелал. Ты хочешь жизни, а не смерти, это хорошо. Иначе я была бы бессильна.
- А так у тебя есть какие-то силы?, - он выпрямился, презрительно рассматривая пленницу, но голос выдал его – в словах прозвучала надежда. Хриплый булькающий смешок был не уверенностью в себе, а неудачной попыткой скрыть чувства.
- Есть. Мои дети ещё не забыли меня, они не молятся, но помнят. Это даёт мне силу жить, - Иша села, поджав под себя ноги. Какая-то прежняя грация угадывалась в её движениях. Она и впрямь была похожа на ослабевшего, больного зверя, хищницу, которая ещё может прыгнуть. Пусть оставив клочья шкуры на прутьях решётки, пусть истекая кровью, понимая, что побег будет недолгим, - Я не способна освободиться сама, но если кто-то поможет…
- Как?, - выдохнул он, перебивая, не позволяя этому голосу зачаровать себя. Она всего лишь пленная богиня ксеносов, жалкое, покрытое язвами создание, почему же её хочется слушать? Почему она вызывает сочувствие… и нечто иное, непонятное, необъяснимое?
Иша откинула голову, улыбнулась, и на миг точно обрела отблеск былой красоты.
- Иди ко мне.
Вот теперь она точно не лгала, и Мортарион ответил мрачной усмешкой.
- Ты хочешь призвать сюда Слаанеш. Понимаю, - никаких сказок о свободе при жизни, просто смерть и вечное забвение. Это действительно ослабит Нургля, а сумеют ли его воины как-то использовать открывшийся шанс – решать уже им. Для него всё закончится, сила, способная уничтожить богиню, прикончит и демон-принца. Особенно демон-принца, который не будет защищаться.
При упоминании Той, Кто Жаждет Иша на миг вздрогнула, черты воспалённого лица ещё больше исказились ужасом, но страх сменился решимостью.
- Причём здесь Слаанеш? Она – излишество, она родилась, когда мой народ уже не знал, чего он ещё желает. Я древнее её, и моя сила, мои ритуалы жили на заре эльдар, когда мы были диким народом лесов. Я не собираюсь просить её о милосердной смерти, я хочу обрести свободу.
- И ты готова принять помощь от меня? От того, кто сначала служил одному твоему врагу, сейчас служит другому? От ходячего трупа, который жив только насмешкой Нургля?
- Да. А кто ты и можешь ли мне довериться, решать тебе, - повинуясь жесту её руки, растения ложа зацвели, ядовито-сладкий аромат прогнал запахи дворца Нургля. Мортарион видел, что даже такое небольшое проявление своего могущества даётся ей нелегко, пальцы с почерневшими ногтями напряглись, точно удерживая созданное. Но голос оставался нежным, - Ты – тот, кто снял с меня цепи.
- Это всего лишь символ.
- Да, всего лишь символ. Сказавший мне о многом.
Безумие. Она сошла с ума от мук, но её безумие заразительно, в него хочется верить. Ты уже не можешь повернуться и уйти, оставить её в этих джунглях ждать, когда Повелитель Разложения вернёт на место цепи и продолжит свои бесконечные опыты. Перчатка брони отлетает в сторону, полусгнившая рука вцепляется в плечо женщины. Смотри на меня, ты, мать народа, помешанного на красоте! Ты выглядишь ненамного лучше меня, но здесь нет зеркал. Смотри на язвы и шрамы, на лицо, при виде которого любой из твоих убежит в истерике. Сейчас ты отшатнёшься, и тогда я буду свободен… хотя бы от твоих чар.
Иша мягко накрыла его руку своей.
- Красота есть во многом, не только в изысканности и изяществе. Не забывай, я намного старше тех эльдар, какие они сейчас или какими они были в час наивысшей своей силы. Древний мир видел красоту иначе.
Хватка разжалась. Мортарион с внезапным стыдом заметил, что на и без того покрытой болезненными отметинами коже эльдарки отпечатались следы его пальцев. Эта яростная вспышка забрала у него всё желание спорить, искать ту пропасть между ними, через которую женщина с такой лёгкостью перебросила мост. Если она хочет втянуть его в свой ритуал, пусть. Хуже не будет.
Примарх горько рассмеялся. Годами, десятилетиями, может, и дольше – для демон-принца время идёт странно – строить план и чем это обернётся? Всего-навсего тем, что ты узнаешь ту часть жизни, которая для смертных – самое обыденное, что есть на свете. Очередная насмешка судьбы. Но почему он соглашается играть по её правилам? Потому что Иша говорила с ним так, как очень давно не говорил никто. Эта ксеносовская зеленоглазая тварь дала ему надежду, пусть такую же отравленную, как запах её цветов – когда он боялся яда?
Откинувшись на ложе, богиня следила за тем, как он снимает броню. То ли она и впрямь отличалась от своих детей, то ли просто хорошо владела лицом, но в её взгляде не было брезгливости, только кошачье любопытство. И оно, кажется, заразительно не меньше, чем её сумасшествие. Физическая сторона ритуала мало интересовала Мортариона, он давно воспринимал своё тело, как машину, управляемую волей. Да, уродливую и омерзительную машину, но она не подводит, какие задачи не ставь. И смешно ждать, что машина может испытывать то наслаждение, о котором любит говорить братец Фулгрим. Ему было любопытно другое – что чувствуют смертные, когда тянутся друг к другу? Что заставляет мужчину сжимать женщину в объятьях, называть своей? Желание ощутить власть над другим существом, подчинить его своей воле? Или нечто иное, из-за чего потом мужчина умирает, защищая подругу? Впрочем, вот этого не знает даже братец Фулгрим со всеми его разглагольствованиями об удовольствиях, потому что он всегда и во всём видит только себя, а это игра для двоих.
Ложе из цветов мягко подалось под его тяжестью. Кажется, смертные любят так изображать идеальную любовь – прекрасные мужчина и женщина на цветущей поляне. Пародия вышла что надо – болото с отравленными растениями и два существа, в лучшем случае похожие на каких-то гротескных морских обитателей, в худшем – на два раздувшихся трупа, которые зачем-то пытаются ласкать друг друга. Дотрагиваться до её тела было жутко – для воспалённой кожи любое прикосновение наверняка мучительно. Пленников Нургля трудно испугать болью, но…
Иша вздрогнула, когда он отдёрнул руку, пристально взглянула на него. А ведь она тоже ждёт от тебя отвращения. Она, кто была прекраснейшей своего народа…
- Я не хочу причинять тебе боль, - ни ради ритуала, ни ради ощущения власти. Здесь и так слишком много боли и власти, мы дышим ими, как вездесущим ядом.
- Не бойся, ты её не причиняешь, - женщина придвигается ближе, обнимает его, - Закрой глаза, так будет легче.
Мортарион повиновался, полностью доверяясь ей. Если ты не хочешь, чтобы я видел тебя уродливой, хорошо. Хотя поверь, я сам не знаю, что чувствую при виде тебя, но точно не отвращение.
С закрытыми глазами и впрямь было проще. Ощущение неловкости и неправильности ушло, остались только касания, поцелуи, щекочущее прикосновение её волос. Неужели он ещё способен чувствовать такие мелочи? Порой ему чудилось, что под его пальцами изуродованная язвами кожа становится нежной и чистой, но Мортарион не рискнул взглянуть. Ему не хотелось разрушать эту иллюзию или ещё раз обидеть женщину кажущимся омерзением.
Иша с изумлением смотрела на ласкающего её мужчину. Грозный воин монкей давно казался ей тем, кому среди слуг и пленников Нургля можно довериться, она знала, что его мрачная стойкость и готовность защищать своих сыновей не дали ему поддаться воле Повелителя Разложения. Но она не ожидала, что Мортарион может так нежно касаться её, бояться причинить ей боль. Что его прикосновения будут действительно приятны. Неужели их встреча станет не просто ритуальным соитием, но чем-то большим?
Тела сплетаются, женщина подаётся вперёд, принимая любовника, улыбается, слыша, как он выдыхает сквозь зубы, свыкаясь с новыми ощущениями. Хорошо, что ты сейчас не смотришь, не замечаешь, как порой искажается моё лицо. Без боли не получится, мы слишком оба изранены. Пока. Но не думай об этом. Я хочу чувствовать твою силу и нежность, хочу видеть, как ты тянешься ко мне, сжимаешь меня в объятьях. Чужак, пришедший ко мне из далёких краёв, мой защитник, мой возлюбленный. Хотя бы в этот миг, пока мы рядом и ничего не разделяет нас.
Она целует его, и вкус гноя во рту сменяется вкусом крови. Возрождение всегда мучительно, иначе не бывает, но ты так осторожен, даже сейчас, когда твоё тело подчинено древнему ритму. Не бойся, любовь моя. Ты мне не причинишь боли.
Её шёпот дурманит голову. Нежели ей и впрямь хорошо с ним, неужели он может дать ей что-то, кроме новых мучений? Тонкие пальцы эльдарки крепко, точно когти, вцепляются в него, она изгибается, и волна чужого наслаждения накрывает и его. Хриплый стон рвётся с губ, напряжение накатывает и отпускает, и, проваливаясь в чёрную бездну, Мортарион чувствует, что мир вокруг него меняется.
Ветер выводит его из забытья. Свежий чистый воздух, так непохожий на пропитанную гнилостными запахами атмосферу дворца Нургля. Кроны могучих деревьев смыкаются в вышине, создавая нечто вроде зелёного купола. Силуэт сидящей рядом женщины кажется хрупким на фоне этих стволов, но это место пронизано её силой.
- Что с моими?, - звучание собственного голоса кажется чужим без уже привычного хлюпанья изуродованного рта.
Вместо ответа Иша берёт его за руку, и лесная поляна растворяется, уступая место иной картине.
- Послушай меня, монкей, - эльдар в украшенных сложными знаками одеждах спокойно смотрит на замершего в боевой стойке астартес, только тонкие губы кривятся в усмешке, - Я крайне ценю то, что вы собираетесь как можно быстрее вернуть утерянное боевое мастерство и избавить меня от своего общества. Но чрезмерно раннее начало тренировок замедлит, а не ускорит восстановление.
- Что ты понимаешь в нас, знахарь?, - космодесантник делает шаг в сторону ксеноса, но тот стоит неподвижно.
- Я понимаю, что три дня назад ты обладал примерно вдвое большей массой, причём часть этой массы являлась чем-то вроде мешков для слизи. Тебе, как и твоим братьям, нужно заново привыкнуть к собственному телу, - эльдар старательно выговаривал слова готика, то ли не слишком хорошо владея языком, то ли сомневаясь в умственных способностях собеседников.
- И всё это время мы будем здесь, в вашей власти?
- К сожалению, да. А так как я являюсь знахарем, вернее, лекарем, я бы хотел, чтобы меня хоть немного слушали. Вы, монкей, без тени уважения относитесь к тому дару, который получили…
- Мы слишком хорошо знаем, чего стоят дары неведомых тварей!, - взревел астартес и смолк, когда на его плечо тяжело легла рука собрата.
- А теперь слушайте меня. Я – Тэлин Винс, я был старшим апотекарием Второй роты нашего Легиона. И если бы кто-то из моих пациентов столько шумел в моём апотекарском отсеке, я бы уложил его ударом в челюсть и приковал к койке, - тёмно-серые глаза сощурились, оглядывая взволнованных братьев, - Этот лекарь вряд ли сумеет так сделать, но я помню обычаи нашей родной планеты. На Барбарусе законы гостеприимства были святы, и гость уважал того, кто поделился с ним едой и водой, дал вдохнуть чистого воздуха под своим кровом. Так сложилось, что мы в гостях у лекаря и его сородичей.
- Они – ксеносы!
- Да. А мы – сыновья Барбаруса. Не позорьте себя и нашего Примарха. Если бы эльдары хотели нас убить, они бы не стали тратить на нас столько заботы.
«Тэлин Винс. Да, таким он был когда-то», - Мортарион пристально вглядывался в чеканные черты лица апотекария, с трудом узнавая его. Память всё возвращала иной облик ветерана – изжёлта-зелёное существо нависает над колбами, покрытые слизью щупальца что-то смешивают. Его считали одним из лучших мастеров по отравам, но мало кто знал, что на руке Тэлин выжег древнюю фразу: всё есть яд и всё есть лекарство. Он создавал не очередное оружие во славу Нургля, а то, что было бы способно исцелить его братьев. Или убить их.
«А второй, кто до сих пор яростно меряет взглядом ксеноса, но не решается спорить с апотекарием – это Криссан Халгор. Он был совсем новичком, когда мы превратились в рабов Нургля, и бросил вызов Тифусу. Первый Капитан отшвырнул его с дороги, смеясь, что не будет сражаться с мальчишкой. После каждой своей значимой победы Криссан повторял вызов, хотя знал, что никогда не удостоится поединка».
Примарх смотрел на своих воинов. Он слышал, как одни благодарят неведомую силу за спасение, а другие мрачно произносят имена друзей, с кем теперь стали врагами. Но каждый сделал свой выбор. Тот или иной.
Видя, что братья всё же прислушались к нему, Тэлин обернулся к эльдару:
- Ты что-то хотел сказать, лекарь.
- Благодарю. Так вот, мало кто из монкей может похвастаться тем, что были гостями Биель-Тана, но мы чтим волю нашей богини. И пожалуйста, не мешайте мне делать мою работу.
Апотекарий усмехнулся этой сдержанно-гневной реплике.
- Ты заботишься о выздоровлении моих братьев, я вижу. Мы постараемся причинять тебе поменьше хлопот.
Эльдар поджал губы, не доверяя словам варвара, но Тэлин Винс и его собратья уже не обращали внимания на оскорбительную гримасу. Они вновь обрели единство, основную силу Гвардии Смерти. И были готовы терпеть и ждать, пока их Примарх не вернётся к ним и не скажет, куда ляжет путь Легиона дальше. Пусть они всего лишь осколок прежней мощи, с апотекарием в качестве старшего офицера, но то умение, которое вложено в них, незыблемо.
- Биель-Тан, - Мортарион задумчиво повторил чуждое название. Оно мало что значило для него, просто… осмысление произошедшего, - И… лекарь говорил, что прошло несколько дней.
- Это мой мир, наиболее близкий мне из миров-кораблей. Боги могущественны, но у нас есть свои ограничения. Чтобы лечить твоих воинов, мне понадобилось действовать через тебя. Я держала тебя спящим, чтобы твоя воля не мешала мне – ты бы старался защитить своих от любого чужого влияния, даже неосознанно – и чтобы ты сам мог вернуть силы. Сейчас твои раны, оставленные Нурглем, затянулись.
В голосе Иши звучало едва ли не извинение. Божество, не относящееся к смертным, как к глине, из которой можно лепить всё, что вздумается. Занятно. Впервые с момента пробуждения он встретился взглядом с Ишей, увидел её истинное обличье. Может и хорошо, что она эльдарка, чуждые черты – те же острые уши, придававшие ей хищный вид – немного смягчали впечатление от её красоты. И всё равно… она прекраснее своих статуй. Высокая и гибкая женщина ксеносов сидела на траве, откинувшись на ствол дерева, на загорелом лице ярко сияли кошачьи зелёные глаза. На ней не было никаких знаков её власти, Иша не пыталась выглядеть царственно. Она так выглядела. В каждом движении тонкой руки чуялось древнее невероятное могущество.
- Этот лес – тоже часть твоего Биель-Тана?
- Нет. Это мои владения в Имматериуме, я не могу входить в миры смертных. Не беспокойся, ты сможешь вернуться к своим сыновьям, - на миг её лицо точно накрыла тень, - ты можешь быть рядом с ними. И прийти сюда, если захочешь.
- Я в долгу перед тобой, - опасные слова, очень опасные, но не сказать их ещё хуже, - что я могу сделать для тебя?
- Между нами нет долга. Я бы не смогла освободиться без твоей помощи. Ты свободен, Мортарион. Но если ты пожелаешь, ты мог бы стать моим защитником, моим консортом.
Эльдарское слово звучит незнакомо, но смысл он понял.
- Быть демон-принцем, но на твоей силе. Служить тебе.
- Да. Или уйти по своей дороге, той, которую ты изберёшь. Решение за тобой.
- Ты предлагаешь чужаку быть твоим защитником?, - ты могла так доверять мне, когда мы оба были пленниками, но не сейчас, когда вернула власть над своим народом, - Зачем тебе, воплощению жизни, тот, кого называли Лордом Смерти?
Иша улыбается, проводит языком по зубам.
- С чего ты взял, что жизнь боится смерти? А почему я доверяю тебе…, - тонкое лицо вновь становится серьёзным, - Потому что я знаю тебя. Из тех богов, кто сродни мне, почти никого не осталось. Большинство мертвы, Кхейн жив, но расколот и искалечен, Цеогорах… он сам по себе, он ведёт свою войну, но он не способен прийти ко мне на помощь, как я не могла бы помочь ему. Судьба связала наши пути. Тебе решать, что будет дальше.
«Вот она, твоя желанная свобода». Когда-то Мортарион считал её драгоценнейшим из всего, что может полагаться человеку, потом высмеивал, говоря, что слабые не способны решать, что лучше для них. Но истина была в том, что он сам не умел быть свободным. Разве что на Барбарусе, когда он выступил за людей против приёмного отца. Потом… Мортарион был хорошим оружием.
Будь жив Хорус, ты бы не колебался, с кем тебе быть. Воитель обладал великим даром – рядом с ним каждый чувствовал себя нужным, достойным. Он мог найти слова для всех. Может, самые проницательные и подозрительные, Пертурабо и Конрад, и не доверяли ему, но даже они поддавались чарам его слов. Хорус никогда не говорил с Мортарионом о братских чувствах, вообще не вёл долгих разговоров, но одна фраза: «Я знаю, что твои не подведут», и в ней читалась такая непоколебимая вера, что Примарх Гвардии Смерти был готов свернуть горы за Воителя. Даже плен Нургля поначалу казался не столь мучительным, думалось, что когда брат получит свою Терру, он найдёт решение. Сейчас нужна победа, и в бой можно идти и такими, а потом мы вырвемся из этой гнили. Но Хорус погиб, Магнус был погружён в свои беды, а Лоргар объявил, что он не пойдёт против воли богов. И вновь, как на Барбарусе, идея свободы свелась к тому, чтобы вырваться из-под власти тирана. Мортарион никогда не загадывал, что будет дальше, сама эта цель казалась недостижимой. Его воины верили в неё, а он… пожалуй, черпал силы в их вере.
И что теперь? Оружие не умеет само выбирать себе цели. Ты ничего не знаешь о жизни и свободе. Ты умеешь выживать и убивать.
- Быть твоим союзником означает стать врагом людей. Я ненавижу Императора и его слуг, но не свою расу, - собственные слова царапнули ханжеством. Нашёлся чистенький, как будто не ты посылал чумные корабли на человеческие планеты! Дорога Натаниэля Гарро, оставшегося защитником людей, для тебя закрыта навеки, Империум человечества всегда встретит тебя клинком Калдора Драйго. Тебе уже не быть частью того мира. Но всё же…
- Наши народы не так враждебны друг другу, как это кажется сейчас. До рождения Слаанеш, до Долгой ночи эльдары и монкей…
- Люди.
- Эльдары и люди, - Иша спокойно принимает исправление. А ведь она не испытывает презрения к человеческой расе, «монкей» для неё – не презрительная кличка, а просто название. Это понимание кажется не менее удивительным, чем её рассказ о прошлом, - вполне умели сосуществовать. Две расы в блеске своей славы не были союзниками, но не были и смертельными врагами. Мне нужно выживание эльдаров, а не гибель людей.
Мортарион прикрывает глаза. Он должен принять решение сейчас, прежде, чем вернётся к своим воинам. Любой человек Империума, любая жалкая песчинка улья сказал бы, что верить чужакам нельзя. Но Примарх Гвардии Смерти был приёмным сыном ксеноса. Он поднял клинок на приёмного отца, он сражался против иных рас, но никогда не воспринимал любого чужого как абсолютное зло по самой сути. Иша не предала его, хотя могла. Эльдары, повинуясь воле своей богини, приняли его воинов, как гостей. А ведь этот мир, Биель-Тан, жестоко поплатится за своё гостепримство.
Счастье и свобода не длятся долго. Скоро сюда заявится либо Слаанеш, либо вползёт жирная гниющая тварь, чтобы вернуть сбежавших рабов. Мортарион даже знает, кто поведёт войска Нургля на штурм. Если Кайлас Тифон не переродился до конца, если он ещё сын Барбаруса, то он выйдет против своего Примарха, отстаивая то, что считает истиной. Как Мортарион шёл против того, кто его воспитал. Может, это и будет последним мигом свободы, последним даром – схватиться с предателем Легиона. Но уйти, оставляя дом, принявший тебя как гостя, мстительному божеству и его прихвостню…
Иша не ждёт от него никаких клятв верности. Мортарион сам склоняется и целует её руку. Он не умеет быть свободным. Но он выбрал, на чьей стороне будет сражаться.
@темы: вархаммер 40000, фанфики мои
-
-
17.05.2016 в 15:00-
-
17.05.2016 в 15:05-
-
10.06.2016 в 08:09-
-
10.06.2016 в 09:52-
-
10.06.2016 в 21:37-
-
24.05.2017 в 18:14-
-
24.05.2017 в 18:46