Мы влюбляемся в иные века, в миры, которые существуют лишь на страницах книг. Мы спорим об их проблемах, как будто они еще (или вообще) имеют значение, перенимаем их манеры и обращения. Человек со стороны может презрительно бросить: трансвеститы, своей жизни мало - чужую на себя лепят. Обжечь стихом: "Времена не выбирают, в них живут и умирают. Большей пошлости на свете нет, чем клянчить и пенять, будто можно те на эти, как на рынке поменять."
Мы - предатели? Равнодушные эгоисты, променявшие родной дом на сверкающую сказку, потому что в сказке не нам делать уборку? Неудачники, ненавидящие все реальное вокруг себя? Нет. Мы любим свой дом и свою настоящую жизнь. Только любовь разная.
Когда человек смотрит на статую обнаженной девушки, он не планирует какие-то отношения с ней, не ждет от нее ни высокоинтеллектуального разговора, ни исполнения плотских желаний. Статуя не заменит живую девушку. Ей можно только любоваться. Но разве не дорого отстраненное созерцание красоты?
Иную эпоху любишь именно за то, что она чужая, далекая и недоступная. За то, что она не повседневность. За возможность игриво приблизиться к ней, переняв манеры, читая ее литературу и восхищаясь ее странностями. Это дополняет обычную жизнь, а не заменяет ее.
Да, мы играем в фантастику и в историю, мы - то тамплиеры, то гвардия матушки-царицы Екатерины. Но если вдруг появится некто и взаправду откроет врата в то, любимое время, если страницы книги станут белой дверью в зеленой стене-переплете, побежим ли мы туда сломя голову? Постоим на пороге, мысленно пособираем сумки, подышим воздухом оттуда... и закроем дверь перед собой. Нет, не из страха. Просто здесь наши семьи, здесь любимая-ненавистная работа, здесь друзья и с детства знакомые улицы, наши победы, наши ошибки и наша влюбленность в чужие миры. Здесь наше место в сложной системе под названием "жизнь".
Мы в очередной раз откроем маленькую лазейку и поедем на игру, мы будем звать друг друга "сударь" и нервно рвать с рук перчатки под насмешливыми взглядами трепещущих веерами девушек. Мы будем говорить о давно минувших событиях, как будто бы они только что произошли, как будто на наших щеках еще лежит пыль сражения. И никто не скажет, что Алехан Орлов ростом пониже да и в плечах поуже, чем ему полагается быть, и шрам у него нарисован.
А после всех интриг, сражений и песен мы вернемся. И как побывавшие в дальних краях путешственники, новыми, более нежными глазами взглянем на привычную жизнь. Сняв маски, острее ощутим свою нужность этим, реальным людям, своей, черт бы ее побрал - живи она сто лет, работе. И тверже будем защищать свой, настоящий, маленький мир, потому что вдруг почувствуем его хрупкость. "Ты же тоже во сне от земли улетал, чтоб проснувшись, по ней стосковаться сильней" (с)
Наши мечты несбыточны, они дадут нам разве что знания по эпохе, для неисториков почти бесполезные. Знания тех, кто увлечен фантастическими мирами, имеют в реальной жизни еще меньше смысла. Но картину вешают на стену не для того, чтобы она закрывала пятно на обоях. Мы любим, ничего не прося в ответ. Просто восхищаемся. Потому многим в фиках и неприятны "герои-попаданцы", скромные здешние парни и девушки, которые, провалившись в другой мир, вдруг начинают блистать всевозможными умениями и талантами, становятся титулованными особами. Вроде бы в лице этих ребят сбылась наша общая мечта. А на самом деле тот родной-чужой, близкий-недоступный мир, в котором хватает своих блестящих личностей, прогнулся под заурядное существо. И от этого противно, как будто кто-то повесил сушиться на Венеру Милосскую свои носки.
Быть может, мы неправы. Но лучше любить два мира, чем ни одного. И, наверно, они простят нам нашу любовь.